Неточные совпадения
Получив письмо мужа, она
знала уже в глубине души, что всё останется по-старому, что она не в силах будет пренебречь
своим положением, бросить
сына и соединиться с любовником.
Мать Вронского,
узнав о его связи, сначала была довольна — и потому, что ничто, по ее понятиям, не давало последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете, и потому, что столь понравившаяся ей Каренина, так много говорившая о
своем сыне, была всё-таки такая же, как и все красивые и порядочные женщины, по понятиям графини Вронской.
Узнав о близких отношениях Алексея Александровича к графине Лидии Ивановне, Анна на третий день решилась написать ей стоившее ей большого труда письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение видеть
сына должно зависеть от великодушия мужа. Она
знала, что, если письмо покажут мужу, он, продолжая
свою роль великодушия, не откажет ей.
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в
своем семействе. На мать
свою он не надеялся. Он
знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время
своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры
сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
Но в последнее время она
узнала, что
сын отказался от предложенного ему, важного для карьеры, положения, только с тем, чтоб оставаться в полку, где он мог видеться с Карениной,
узнала, что им недовольны за это высокопоставленные лица, и она переменила
свое мнение.
Она
знала, что старуху ждут со дня на день,
знала, что старуха будет рада выбору
сына, и ей странно было, что он, боясь оскорбить мать, не делает предложения; однако ей так хотелось и самого брака и, более всего, успокоения от
своих тревог, что она верила этому.
Случись же под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его мнения о военных, что
сын его проигрался в карты; он послал ему от души
свое отцовское проклятие и никогда уже не интересовался
знать, существует ли он на свете или нет.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что
сыну пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны;
сын, будучи отправлен в губернский город, с тем чтобы
узнать в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал к отцу уже по
своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш.
А вот почему: ехал он на каком-то пароходе, уж не
знаю, с другом
своим, с купеческим
сыном Непутевым, разумеется, оба пьяные, до последней возможности.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком
свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила глаз с
сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось
узнать, на сколько времени он приехал, но спросить она его боялась.
— Вероятно, то, что думает. — Дронов сунул часы в карман жилета, руки — в карманы брюк. — Тебе хочется
знать, как она со мной? С глазу на глаз она не удостоила побеседовать. Рекомендовала меня
своим как-то так: человек не совсем плохой, но совершенно бестолковый. Это очень понравилось ведьмину
сыну, он чуть не задохнулся от хохота.
— Виноваты оба, и отец и
сын, — мрачно сказал Тарантьев, махнув рукой. — Недаром мой отец советовал беречься этих немцев, а уж он ли не
знал всяких людей на
своем веку!
Когда Нехлюдов
знал Селенина студентом, это был прекрасный
сын, верный товарищ и по
своим годам хорошо образованный светский человек, с большим тактом, всегда элегантный и красивый и вместе с тем необыкновенно правдивый и честный. Он учился прекрасно без особенного труда и без малейшего педантизма, получая золотые медали зa сочинения.
«Этот протоиереев
сын сейчас станет мне «ты» говорить», подумал Нехлюдов и, выразив на
своем лице такую печаль, которая была бы естественна только, если бы он сейчас
узнал о смерти всех родных, отошел от него и приблизился к группе, образовавшейся около бритого высокого, представительного господина, что-то оживленно рассказывавшего.
Сына я не балую, да и не в состоянии баловать, хотя бы и хотела; однако сами изволите
знать: офицеру гвардии нужно содержать себя приличным образом, и я с Ванюшей делюсь как могу
своими доходишками.
Что прозябало и жило между старцами пера и меча, дожидавшимися
своих похорон по рангу, и их
сыновьями или внучатами, не искавшими никакого ранга и занимавшимися «книжками и мыслями», я не
знал и не хотел
знать.
Один пустой мальчик, допрашиваемый
своею матерью о маловской истории под угрозою прута, рассказал ей кое-что. Нежная мать — аристократка и княгиня — бросилась к ректору и передала донос
сына как доказательство его раскаяния. Мы
узнали это и мучили его до того, что он не остался до окончания курса.
— Ты отец: должен
знать. А коли ты от родного
сына отказываешься, так вот что: напиши
своему Сеньке, что если он через месяц не представит брата Стрелкову, так я ему самому лоб забрею.
Когда старики Бурмакины проснулись,
сын их уже был женихом. Дали
знать Калерии Степановне, и вечер прошел оживленно в кругу «
своих». Валентин Осипович вышел из обычной застенчивости и охотно дозволял шутить над собой, хотя от некоторых шуток его изрядно коробило. И так как приближались филипповки, то решено было играть свадьбу в рожественский мясоед.
«Развлечение», модный иллюстрированный журнал того времени, целый год печатал на заглавном рисунке
своего журнала центральную фигуру пьяного купца, и вся Москва
знала, что это Миша Хлудов,
сын миллионера — фабриканта Алексея Хлудова, которому отведена печатная страничка в словаре Брокгауза, как собирателю знаменитой хлудовской библиотеки древних рукописей и книг, которую описывали известные ученые.
Помню еще, что
сын владельца музея В. М. Зайцевский, актер и рассказчик, имевший в
свое время успех на сцене, кажется, существовал только актерским некрупным заработком, умер в начале этого столетия. Его
знали под другой, сценической фамилией, а друзья, которым он в случае нужды помогал щедрой рукой, звали его просто — Вася Днепров.
Короткая фраза упала среди наступившей тишины с какой-то грубою резкостью. Все были возмущены цинизмом Петра, но — он оказался пророком. Вскоре пришло печальное известие: старший из
сыновей умер от раны на одном из этапов, а еще через некоторое время кто-то из соперников сделал донос на самый пансион. Началось расследование, и лучшее из училищ, какое я
знал в
своей жизни, было закрыто. Старики ликвидировали любимое дело и уехали из города.
Старик настолько увлекся
своею новою постройкой, что больше ничего не желал
знать. Дело дошло до того, что он отнесся как-то совсем равнодушно даже к оправданию родного
сына Лиодора.
Галактион провел целый день у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал себя ни одним словом, что
знает что-нибудь про
сына. Может быть, тут был
свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на
своих мельницах и больше ничего
знать не хотел.
Этот прилив новых людей закончился нотариусом Меридиановым, тоже
своим человеком, — он был
сын запольского соборного протопопа, — и двумя следователями. Говорили уже о земстве, которое не сегодня-завтра должно было открыться. Все эти новые люди устраивались по-своему и не хотели
знать старых порядков, когда всем заправлял один исправник Полуянов да два ветхозаветных заседателя.
Христос был распят тем миром, который ждал
своего мирского царя, ждал князя этого мира и не имел той любви к Отцу, которая помогла бы
узнать Сына.
По одну сторону меня сел
сын хозяйский, а по другую посадил Карп Дементьич
свою молодую невестку… Прервем речь, читатель. Дай мне карандаш и листочек бумашки. Я тебе во удовольствие нарисую всю честную компанию и тем тебя причастным сделаю свадебной пирушки, хотя бы ты на Алеутских островах бобров ловил. Если точных не спишу портретов, то доволен буду их силуэтами. Лаватер и по них учит
узнавать, кто умен и кто глуп.
Ведь если господин Бурдовский окажется теперь не «
сын Павлищева», то ведь в таком случае требование господина Бурдовского выходит прямо мошенническое (то есть, разумеется, если б он
знал истину!), но ведь в том-то и дело, что его обманули, потому-то я и настаиваю, чтоб его оправдать; потому-то я и говорю, что он достоин сожаления, по
своей простоте, и не может быть без поддержки; иначе ведь он тоже выйдет по этому делу мошенником.
Петр Андреич,
узнав о свадьбе
сына, слег в постель и запретил упоминать при себе имя Ивана Петровича; только мать, тихонько от мужа, заняла у благочинного и прислала пятьсот рублей ассигнациями да образок его жене; написать она побоялась, но велела сказать Ивану Петровичу через посланного сухопарого мужичка, умевшего уходить в сутки по шестидесяти верст, чтоб он не очень огорчался, что, бог даст, все устроится и отец переложит гнев на милость; что и ей другая невестка была бы желательнее, но что, видно, богу так было угодно, а что она посылает Маланье Сергеевне
свое родительское благословение.
Ты уже должен
знать, что 14 августа Иван Дмитриевич прибыл в Иркутск с старшим
своим сыном Вячеславом. Дорога ему помогла, но болезнь еще не уничтожена. Будет там опять пачкаться. Дай бог, чтоб это шло там удачнее, нежели здесь в продолжение нескольких месяцев. Просто страшно было на него смотреть. Не
знаю, можно ли ему будет добраться до вас. Мне это необыкновенно, кажется, удалось, но и тут тебя, добрый друг, не поймал. Авось когда-нибудь как-нибудь свидимся.
— Это запрещено законом! когда ж это было запрещено законом?
Знаем мы вас, законников. Небось,
своего сына ты бы так упрятал, что никто бы его и не нашел, а к чужим так ты законы подбираешь, — ворчала Варвара Ивановна, возвращаясь домой с самым растерзанным и замирающим сердцем.
Моя жена всегда плачет об нем…» Я курил
свою трубочку и сказал: «Как звали вашего
сына и где он служил? может быть, я
знаю его…» — «Его звали Карл Мауер, и он служил в австрийских егерях», — сказал мой папенька.
Невдалеке от зеркала была прибита лубочная картина: «Русский мороз и немец», изображающая уродливейшего господина во фраке и с огромнейшим носом, и на него русский мужик в полушубке замахивался дубиной, а внизу было подписано: «Немец, береги
свой нос, идет русский мороз!» Все сие помещение принадлежало Макару Григорьеву Синькину, московскому оброчному подрядчику, к которому, как мы
знаем, Михаил Поликарпыч препроводил
своего сына…
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты его видела и
знаешь; он проклял
свою дочь и вчера приходил просить тебя к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого ушла от отца. Он
сын того князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала от него и потом была больна… Ты ведь
знаешь его? Он злой человек!
— Да, скоро! Ах, как я рада, кабы вы
знали! Слово
сына повезу, слово крови моей! Ведь это — как
своя душа!
Радовалась — потому что считала это делом
своего сына, боялась —
зная, что если он выйдет из тюрьмы, то встанет впереди всех, на самом опасном месте.
То, что говорил
сын, не было для нее новым, она
знала эти мысли, но первый раз здесь, перед лицом суда, она почувствовала странную, увлекающую силу его веры. Ее поразило спокойствие Павла, и речь его слилась в ее груди звездоподобным, лучистым комом крепкого убеждения в его правоте и в победе его. Она ждала теперь, что судьи будут жестоко спорить с ним, сердито возражать ему, выдвигая
свою правду. Но вот встал Андрей, покачнулся, исподлобья взглянул на судей и заговорил...
И отец только теперь стал
узнавать во мне знакомые черты
своего родного
сына.
— А где же теперь твои
сыновья? — спросил я,
зная наперед, что старик ни о чем так охотно не говорит, как о
своих семейных делах.
Вот на какие посылки разложил он весь этот случай. Племянника
своего он не
знает, следовательно и не любит, а поэтому сердце его не возлагает на него никаких обязанностей: надо решать дело по законам рассудка и справедливости. Брат его женился, наслаждался супружеской жизнию, — за что же он, Петр Иваныч, обременит себя заботливостию о братнем
сыне, он, не наслаждавшийся выгодами супружества? Конечно, не за что.
— Так-то-с, Николай Петрович, — говорил мне старик, следуя за мной по комнате, в то время как я одевался, и почтительно медленно вертя между
своими толстыми пальцами серебряную, подаренную бабушкой, табакерку, — как только
узнал от
сына, что вы изволили так отлично выдержать экзамен — ведь ваш ум всем известен, — тотчас прибежал поздравить, батюшка; ведь я вас на плече носил, и бог видит, что всех вас, как родных, люблю, и Иленька мой все просился к вам. Тоже и он привык уж к вам.
Сначала отец как-то поморщился,
узнав, что
сын дает мне
своего Тебенька, но когда на другой день мы устроили кавалькаду и я взял на нем два раза ограду, — он успокоился, и мы окончательно подружились.
Желание это было исполнено, и он,
узнав, что
сын доживает последние минуты
своей сравнительно молодой жизни, поднял глаза к потолку, как бы желая взором проникнуть сквозь все материальные преграды туда, где угасала эта дорогая для него жизнь.
Никто не
знал об их родстве. В.М. Дорошевич одним из первых
своих псевдонимов взял себе «
Сын своей матери».
— Вы атеист, потому что вы барич, последний барич. Вы потеряли различие зла и добра, потому что перестали
свой народ
узнавать. Идет новое поколение, прямо из сердца народного, и не
узнаете его вовсе ни вы, ни Верховенские,
сын и отец, ни я, потому что я тоже барич, я,
сын вашего крепостного лакея Пашки… Слушайте, добудьте бога трудом; вся суть в этом, или исчезнете, как подлая плесень; трудом добудьте.
Исполняя обещание, данное Максиму, Серебряный прямо с царского двора отправился к матери
своего названого брата и отдал ей крест Максимов. Малюты не было дома. Старушка уже
знала о смерти
сына и приняла Серебряного как родного; но, когда он, окончив
свое поручение, простился с нею, она не посмела его удерживать, боясь возвращения мужа, и только проводила до крыльца с благословениями.
Ответы эти только разжигали Арину Петровну. Увлекаясь, с одной стороны, хозяйственными задачами, с другой — полемическими соображениями относительно «подлеца Павлушки», который жил подле и
знать ее не хотел, она совершенно утратила представление о
своих действительных отношениях к Головлеву. Прежняя горячка приобретения с новою силою овладела всем ее существом, но приобретения уже не за
свой собственный счет, а за счет любимого
сына. Головлевское имение разрослось, округлилось и зацвело.
Она. Любишь? Но ты ее любишь сердцем, а помыслами души все-таки одинок стоишь. Не жалей меня, что я одинока: всяк брат, кто в семье дальше братнего носа смотрит, и между
своими одиноким себя увидит. У меня тоже
сын есть, но уж я его третий год не видала,
знать ему скучно со мною.
— Хабар иок — «нет нового», — отвечал старик, глядя не в лицо, а на грудь Хаджи-Мурата
своими красными безжизненными глазами. — Я на пчельнике живу, нынче только пришел
сына проведать. Он
знает.
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и
знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом,
знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья судьбы отцов,
сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в
своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.